100 лет назад родился Михаил Александрович Меерович, композитор, создавший музыку к бессмертным мультфильмам - «Ёжик в тумане» и «Сказка сказок» Юрия Норштейна
Михаил Александрович Меерович родился 26 февраля 1920 г. в Киеве. Рано проявлял музыкальные способности, музыку начал писать в уже в 13 лет. Закончил Московскую консерваторию по классам композиции и фортепиано, его учителями были Рейнгольд Глиэр и Анатолий Александров, Яков Зак и Генрих Литинский. В 1940-х его творчество отмечали разные профессиональные композиторы - Сергей Прокофьев, Генрих Литинский…
В 1944–52 годах преподавал в Московской консерватории, пока не началась так называемая «борьба с космополитизмом» и «формализмом» в искусстве, в 1952 году Меерович был уволен из консерватории, а его произведения были запрещены к исполнению.
Михаил Александрович – автор самых разнообразных замечательных музыкальных произведений он писал оперы («Жизнь и приключения Котофеева, или Концерт для треугольника с оркестром»), оперетты («Семь робинзонов»), балеты («Трилогия» (по стихотворениям Владимира Маяковского «Скрипка и немножко нервно», «Прозаседавшиеся», «Необычайное приключение», 1969), симфонии, музыку к кинофильмам (На графских развалинах, Телеграмма, Свадебный подарок, Вальс золотых тельцов) и мультфильмам (цикл «Котёнок по имени Гав» режиссёра Льва Атаманова).
Но совершенно особо выделяется его работы, родившиеся в многолетнем творческом союзе с другим великим мастером своего дела - режиссёром и художником-мультипликатором, Юрием Норштейном - "Цапля и журавль", "Лиса и заяц", "Ёжик в тумане", "Сказка сказок", "Шинель", при этом музыка часто писалась по посекундному хронометражу. Вот как о работе с композитором вспоминал сам Норштейн:
«…Снимая «Ёжика в тумане», я приходил к композитору и объяснял, какие в каждом конкретном эпизоде будут контрастные моменты. Например, там были целые куски, которые снимались четко по музыке. Меерович мне говорил: «Вы сумасшедший – вам это так не сыграют». Я ему отвечал: «Михаил Александрович, значит, будут играть отдельными маленькими кусочками, а мы их потом склеим». «Ну, вы сумасшедший», – вновь повторял он…
…Это было необыкновенное счастье с ним работать! Правда, поначалу у нас с ним были жуткие стычки. Он всё бегал и недоумевал, что за чудовище к нему пришло, и говорил мне: «Юра, как вы работаете?! Вы непрофессионально работаете». Я ему на первый раз принес эскизы – для него это уже было странно. Я объяснял: «Понимаете, я вам принес эскиз для того, чтобы вы поняли тональность музыки. Потому что дело не только в мелодии, но и в том, чтобы тональность просачивалась сквозь изображение, растворяясь в нем». Это для него было в новинку. Мы с ним сильно ругались, но затем притерпелись друг к другу и работали уже постоянно…»