Реставрация Летнего Сада – благо или ошибка?

Николай ИВАНОВ

                   «МЫ ПОНИМАЛИ УНИКАЛЬНОСТЬ ПРОЕКТА…» 

Начну с хронологии.

Первые научные исследования Летнего сада, когда специалисты ландшафтной архитектуры стали исследовать сад как объект культурного наследия, начались только в конце 1930-х.

Первым исследователем была Татьяна Борисовна Дубяго. Она еще до войны начала работу, и перед самой войной в 1941 году был составлен план того, что необходимо в Летнем саду сделать. Но началась война… Как известно, в годы Блокады в Летнем саду располагались зенитные батареи,  на газонах выращивали овощи, картошку. Занимались этим школьники, поэтому одна из аллей получила название Школьная. Это самая широкая аллея сада – девять метров в ширину (вторая аллея от Лебяжьего канала).

После войны Т.Б. Дубяго защитила диссертацию, посвященную Летнему саду. До нашего времени она остается наиболее авторитетным исследователем его и единственным учёным, посвятившим саду отдельную монографию. Сегодня мы располагаем новыми данными, которые были недоступны Татьяне Борисовне, но в целом значение её трудов для современных исследователей и реставраторов  Летнего сада переоценить трудно.

Дубяго была не только теоретиком, но и практиком. Она осуществила первую попытку внедрения в структуру сада середины ХХ века и попыталась восстановить партер, существовавший вдоль Лебяжьего канала. Мы оцениваем эту работу очень положительно, как первый подход к восстановлению исторической композиции, хотя видим, что это было достаточно компромиссное решение. Татьяна Борисовна воссоздала не весь объем существовавшего партера с достаточно свободной интерпретацией его исторического рисунка. Так возникла с северной стороны круглая площадка с бюстами философов, которой раньше не существовало. На самом деле партер состоял из четырёх больших газонов. Между центральными газонами находился Коронный фонтан. И вся эта композиция в ХVIII веке замыкалась великолепным каскадом, который был спроектирован и построен Ф.Б. Растрелли. Это была одна из первых его построек в Петербурге, когда он, молодой архитектор, воплощал идею Ж.-Б. Леблона. На чертеже Леблона, датируемом 1716 годом, уже обозначен большой партер вдоль Лебяжьей канавки. Растрелли в 1730-х годах эту идею по-своему интерпретировал, сохранив масштаб композиции и добавив каскад. У Леблона каскада не было, у него был фонтан и крупные партеры.

Вернёмся в ХХ век. В 1970-х годах эстафету исследования Летнего сада приняла ученица Дубяго, ландшафтный архитектор Наталья Евгеньевна Туманова, сотрудник нашего института. Ею был разработан эскизный проект реставрации Летнего сада, согласованный с КГИОП.

Но в это время началось очень острое обсуждение принципов реставрации исторических садов. Академик Д.С. Лихачев резко критиковал работы, которые велись в Екатерининском парке в Пушкине. По-видимому, на фоне этой дискуссии авторы проекта оставили идею реставрации Летнего сада.

Новый этап начался в 2002–2003 годах. Заказ на проект реставрации Летнего сада был сформулирован специалистами КГИОПа. Право разработать новый эскизный проект реставрации получил выигравший конкурс институт «Ленпроектреставрация». Тогда и был собран коллектив проектировщиков, который предложили возглавить мне.

КГИОП выдал задание, в котором прописывалось провести обследование и лечение зеленых насаждений и рассмотреть возможность воссоздания отдельных элементов регулярной композиции Летнего сада. Но конкретно, какие объекты должны существовать, а какие нет – не прописывалось. Говорилось только, что надо восстановить четыре фонтана на главной аллее, надо предложить решение партера. Ещё предлагалось подумать о возможности восстановления липовых шпалер. «…Рассмотреть возможность… проработать…»  Конкретные решения нам еще только предстояло найти.

Перед проектировщиками встало много вопросов. Ведь кроме трудов Дубяго, других исследований по истории и развитию композиции Летнего сада не существовало. В начале у нас даже не было исторической справки объекта, с которой обычно начинается работа реставраторов, и нам самим пришлось собирать необходимые сведения, которые позволили бы четко и правдиво представить историю Летнего сада и каждой его постройки в отдельности. Написать историческую справку взялся известный петербургский археолог, первый проводивший исследования не территории Летнего сада – Виктор Абрамович Коренцвит.

 Нам очень важно было разобраться в устоявшихся к тому времени мифах, искажавших подлинную историю сада. Например, что Летний сад не развивался по единому плану, что каждый правитель сносил то, что было сделано до него, и строил что-то новое, что всё закончилось крахом во времена Екатерины II, которая уничтожила нелюбимый ею регулярный сад и превратила его в пейзажный сад, каким он и дошёл до нашего времени.

Это ошибочная версия кочевала из книжки в книжку. Мы же увидели совсем другое: та ранняя планировка, которая была заложена Петром I в 1705–1706 годах, в основе сохранилась до нашего времени!

Летний сад строился по единому плану, который заложил Петр I и который был реализован на практике. Хотя внутри поступательного и логичного процесса развития художественного образа и существовали этапы с разными приоритетами, для царя Петра очень важно было следовать в русле европейской садовой моды и практики, и это нашло отражение в истории сада.

А случилось то, что был построен Версаль. Садовый мастер Андре Ленотр заложил новое представление о роскошной грандиозной парадной резиденции. И это с блеском было выполнено в Версале и стало новой европейской модой. Теперь монархи стремились к большому масштабу, к композиции с огромными перспективами, к широким аллеям, к высоким деревьям. И Петр I после второй заграничной поездки 1716 года привозит из Франции ученика Ленотра – Ж.-Б. Леблона. Леблон так высоко котировался в Европе, что Петр еле добился его приезда, предложив должность генерал-архитектора с огромным жалованьем. Царь поручил Леблону проектировать так, как проектировали голландские итальянские и немецкие зодчие, дал ему власть над всеми архитекторами, работавшими в России, и над всеми заказами. Пётр поручил ему разработать проект Летнего сада. Таким образом, Леблон передал нам эстафету Ленотра.

Леблон сделал замечательный проект. Он сохранил в основе существовавшую голландскую планировку, что говорит о его профессионализме, и о мастере деликатном, понимающем преемственность. Хотя, может быть, такую  задачу поставил ему сам Пётр.

Однако сохранив голландскую основу, Леблон увеличил масштаб композиции. Если до него между называемой сегодня Школьной аллеей и Лебяжьим каналом был заложен небольшой садик с берсо и цветником, то Леблон предложил сделать парадную композицию длинной двести метров: с одной стороны был Летний дворец Петра, с другой (симметрично ему) – дворец Екатерины I. Второй дворец был поменьше дворца Петра, одноэтажный. Позже его перестраивала Елизавета Петровна. За дворцом Екатерины Леблон спроектировал большую композицию с фонтаном посредине. Но вскоре Леблон умер, и его проект был осуществлён Ф.Б. Растрелли, который добавил к композиции каскад, сделав её ещё более значительной.

У Яна Розена были сделаны четыре одинаковых боскета с маленькими цветочными партерами и беседками в виде ротонды в центре. Леблон предложил в каждом боскете сделать свою архитектурную композицию. Причем сделать так, чтобы обходя эти боскеты, можно было получить абсолютно разные впечатления. Возможно, он и предложил сделать крестовую галерею, только реализовывал эту идею, уже позже, Михаил Григорьевич Земцов.

Итак, в первом боскете была Крестовая галерея, во втором – пруд с водоплавающими птицами разных видов. В центре пруда был павильон, к которому можно было подплыть на лодочке и полюбоваться птицами. В третьем,  французском боскете, были созданы каскады, а в середине стояли скульптуры. В четвёртом боскете Леблон предложил построить птичий дворик и маленький зоопарк с мелкими зверюшками. То есть, если у голландцев всё было скромно и одинаково, то французская школа предполагала как можно больше эффектности и разнообразия.

При Анне Иоанновне работы в Летнем саду вёл Земцов. Многое было сделано и позже, при Елизавете Петровне. Но вот что важно: все последующие правительницы поддерживали ту линию, которая была разработана при Петре. Так произошло и когда на престол взошла Екатерина II.

Вместе с эпохой Елизаветы Петровны стало уходить в историю и барокко. Новое время несло новый стиль, новое видение. Но надо отдать должное Екатерине: первые десять лет её правления в Летнем саду всё сохранялось как было. И только катастрофическое наводнение 1777 года дало толчок к некоторым переменам.

Наводнение разрушило лабиринт, украшенный миниатюрными фонтанами с позолоченными свинцовыми скульптурами на мотивы басен Эзопа. Восстановить эти скульптурные композиции было уже невозможно. Не было мастеров, не было понимания – что это и зачем? Пришла другая эпоха. И Екатерина приняла решение разобрать остатки разрушенного лабиринта и засадить это место деревьями. С тех пор эта зона приобрела вид рощи. Речь идёт о территории Второго летнего сада между Главной аллеей и Лебяжьей канавкой, разделённой Школьной аллеей. Однако после наводнения фонтаны Летнего сады было приказано починить, и ещё десять лет фонтанная система продолжала функционировать.

Но к началу 90-х годов в градостроительной ситуации произошли важные изменения, отразившиеся на планировке Летнего сада. Екатерина велела заложить на берегу Невы перед Летним садом гранитную набережную и открыть проезд вдоль неё. А чтобы отделить сад от проезжей территории, архитектору Юрию Михайловичу Фельтену была заказана решетка.

Фельтен блестяще справился с задачей и создал настоящий шедевр. Планировка решётки была увязана с планировкой сада. Три главных аллеи Летнего сада завершались тремя воротами с невской оградой, и гуляющая по набережной публика могла сквозь ажурные ворота насквозь видеть всю перспективу сада. И из сада люди могли видеть набережную и противоположный берег Невы. К сожалению, в середине XIX века решётка была реконструирована. После неудачного покушения на Александра II в 1866 году, в честь чудесного спасения императора в решётку сада была встроена часовня, из трех ворот оставлены одни, на месте двух других появились глухие цоколи, и фельтеновская планировка была сбита.

Часовню разобрали только в 1931 году, но ворота не восстановили, а на их  месте установили рядовые звенья решётки. Получилась полная бессмыслица: решеткой продолжали восхищаться, не замечая, как она искажена. И только когда заговорили о реставрации Летнего сада, возник вопрос о том, что необходимо вернуть все ворота на старые места. И это было сделано.

Надо сказать, что цоколь ограды стоит на едином фундаменте, единой ленте. Когда в XIX веке строили часовню, столбы передвинули, а мы вернули их на первоначальные места на старом цоколе. Центральные ворота были утрачены еще в XIX веке. Мы воссоздавали их по чертежам команды Фельтена. Много спорят об авторстве решётки. Но финишные чертежи подписывал Фельтен, и моё мнение, что он и был автором решётки и ворот, им мог быть только гениальный художник.

Кстати, проектирование и строительство решётки заняло в те годы пятнадцать лет, это немыслимо долго для подобных объектов, создающихся максимум за два-три года. И это говорит о том, что Екатерина очень внимательно относилась к строительству ограды сада. Известно, что было очень много вариантов проекта, предполагались даже маленькие фонтанчики на столбах. Возможно, и вазы на гранитных столбах не случайны. Тема ваз в Летнем саду очень интересна. Археологи обнаружили огромное количество осколков садовых ваз, и по этим осколкам выяснилось, что у них были голландские прототипы из Дельфта. А мы знаем, что мастера, которые работали при Петре, учились в Голландии и в Германии. В Петербурге даже завод построили для изготовления садовых ваз. Так что вазы, которыми были украшены аллеи и площадки, предварялись вазами, украшавшими решётку.

Итак, до конца восьмидесятых – начала девяностых годов XVIII века сад в основном  сохранял свой облик. В нём сохранялись высокие шпалеры и работали фонтаны. Но в начале девяностых годов возникла объективная необходимость серьёзных изменений. Во-первых, появились невская ограда и набережная. Во-вторых, был засыпан Лиговский канал, который снабжал фонтаны Летнего сада водой. И возникла проблема: фонтаны есть, а воды нет. Кроме Лиговского канала воду в фонтаны подавала водовзводная башня, стоявшая у Фонтанки. Почему она не могла снабжать все фонтаны потом, сказать трудно. Может быть, не хватало мощности. (Кстати, у Петра I фонтаны работали только тогда, когда он проводил свои ассамблеи, а мы включаем фонтаны каждый день.) Но вернёмся к концу правления Екатерины II. Перемены привели к тому, что Екатерина была вынуждена приказать разобрать обветшавшие и не работавшие фонтаны, мешавшие гулять по саду. Ведь происходила определённая демократизация, и в Летний сад, при Петре ещё ставший императорской резиденцией, стали пускать горожан.

По-видимому, последней императрицей, которая жила в Летнем дворце, была Елизавета Петровна. Позже, чтобы поддерживать дворец в жилом состоянии, его использовали  как дачу для чиновников. А музеем он стал после октября 1917-го.

В XIX веке совсем обветшал Грот, построенный Андреасом Шлютером недалеко от дворца. По концепции барочного сада, в него приглашали гостей. Но он давно уже превратился в полузаброшенный склад скульптур. Николай I поручил архитектору К.И. Росси привести его в порядок. Росси не стал восстанавливать шлютеровский павильон. Он перестроил его в стиле ампир, но при этом использовал сохранившиеся от Грота фундамент и стены, изменил форму купола. Позже павильон получил название Кофейный домик.

Противники реставрации Летнего сада (а такие были!) говорили, что Петровский барочный сад утрачен, что он стал пейзажным, что постройки XIX века: Кофейный и Чайный домики,  порфировая ваза, памятник Крылову сделали сад принципиально другим. И эти временные изменения необходимо всеми силами сохранить и не пытаться вернуть саду даже частичку его прошлого. На самом деле это не так! Регулярный сад не превратится в пейзажный оттого, что перестали ухаживать за  деревьями, и они разрослись, поглотив пространство сада и солнечный свет вокруг себя. Ведь стиль сада прежде всего определяет его планировочное решение, а в Летнем саду оно сохраняется на протяжении уже трех сотен лет. Значит и сам сад все эти века продолжал оставаться образцом регулярного сада XVIII века.

Изменения XIX века не носят принципиального характера: Росси построил Кофейный домик, сохранив основной объём существовавшего на его месте Грота. Чайный домик построен Шарлеманем внутри боскета так, что не мешает исторической структуре. Да, при Петре I его не было. Но если мы посмотрим старые изображения 30-х  годов XIX в., то увидим, что в Летнем саду были очень высокие шпалеры, по моим подсчетам – пять-шесть метров. Значит, за шпалерами Чайного домика не было видно. И низкая ограда работы Шарлеманя со стороны Мойки не внесла чего-то принципиально нового.  

Два объекта, которые действительно вносят нечто новое – это памятник Крылову во Французском боскете и Порфировая ваза у Карпиева пруда. Но давайте разберёмся. Вот памятник Крылову. Кажется, это совсем новый акцент в этом месте. Но нет, если взглянуть в историю этого боскета, окажется, что во времена Петра на этом месте стояла мраморная скульптура богини Дианы-охотницы. Позже на ее место поставили конную статую – копию коня памятника Марку Аврелию на Капиталийском холме в Риме. В таком виде боскет зафиксирован на плане Сент-Илера 1770-х годов.

Почему П.К. Клодт решил поставить  памятник именно в этом боскете? Думаю потому, что только этот боскет сохранил до середины XIX века доступную публике внутреннюю площадку и, возможно, ещё была жива память о том, что здесь когда-то уже стояла скульптура. Известно, что поставлен памятник был несколько спонтанно. Приближался юбилей баснописца, и решено было отметить его изображением Крылова. Обсуждалось несколько мест для его установки, долго не могли решить, где его ставить. Остановились на Летнем саде, поскольку Иван Андреевич очень любил в нём гулять.

 Работая над проектом реконструкции Летнего сада, мы поначалу серьезно обсуждали идею переноса памятника Крылову во Второй Летний сад, ближе к Порфировой вазе. Но всё же решено было оставить памятник на месте. В конце концов, решение Клодта полностью соответствовало барочной традиции скульптурного оформления Французского боскета. Сегодня после завершения работ отчетливо видно, что никакого конфликта между бронзовым памятником и мраморной скульптурой на аллеях нет. Архитектурное решение воссозданной внутренней ограды боскета масштабно поддерживает крыловский памятник и прекрасно увязывает его с обликом Первого Летнего сада.

Заканчивая рассказ, скажу, что проектирование велось восемь лет, и три года шла работа по воплощению проекта в натуре. Срок очень небольшой на самом деле. Поэтому очень важным было то, что КГИОП дал нам возможность в рамках авторского надзора корректировать проект. Это позволило, опираясь на новейшую информацию, достаточно серьезно переработать многие решения проекта. Это касается в первую очередь Малой оранжереи, боскета Менажерийный пруд и фонтана Корона в Парадном партере. Ведь параллельно с нами работали археологи, которые давали нам новый материал. Если бы работы шли в обычном режиме, и подрядчику прежде всего надо было осваивать выделенные деньги, то никто бы не слушал архитектора, просившего сделать по-своему. Ему бы сказали: твое время закончилось! Этого, к счастью, не было. Подрядчик – фирма «Профиль» – соглашалась даже переделать работу, когда мы просили его сделать что-то не так, как изначально проектировалось. Все понимали уникальность объекта и были настроены на то, чтобы всё сделать как можно лучше!